СЕБЯ НЕ РАСТЕРЯТЬ – 12 04 1990

С почтением отзывается о Владимире Рудольфовиче Боярсе начальник отдела подготовки и технического обучения кадров объединения Юрий Иванович Коротков, чье мнение в редакции авторитетно, — и уже одно это привлекло наше внимание к личности старшего специалиста радиотехнического отделения по лабораторному оборудованию, секретаря партийной организации морского колледжа. Позднее имя Боярса «всплыло», когда назывались кандидаты в состав делегации объединения на партийную конференцию республики. Участником ее он не стал, но впоследствии вошел в число делегатов XX съезда КПЭ.
... Нет в нем той бравой самоуверенности, какая свойственна подчас иным нашим офицерам-отставникам. Вот хоть недавний случай. Владимир Рудольфович заглянул в редакцию, когда материал о нем уже готовился к печати. Нерешительно предложил: может, повременить с публикацией"? И без обиняков пояснил: в повестку дня очередного заседания парткома вынесен вопрос об идейно-воспитательной работе в колледже. Заслушивается отчет коммуниста А. Лыокене. Но он, Боярс, как секретарь партийной организации не мог позволить себе оставаться в этом деле сторонним наблюдателем. Не лучше бы, в таком случае, подождать результатов заседания?...
Самоуверенные не так поступают. Самоуверенные являются в редакцию и настаивают на том, чтобы подобный материал был срочно опубликован. Есть в том известный «резон"— будет тогда чем «заслониться» (в случае чего) от замечаний.
Однако, лишенный самоуверенности, Владимир Рудольфович наделен в то же время прочным чувством самоуважения. Гордость его — кабинет радиотехники в колледже, оборудованный им же самим — с привлечением, разумеется, к этому делу учащихся. Стенды подготовлены из современных материалов, аппаратура — как на ладони, все расписано до мельчайших деталей — так, что и несведущий, приглядевшись, может получить общее представление о принципе ее работы. Чувствуется: все это — дело рук педанта. В хорошем смысле этого слова. Да Боярс и сам не возражал бы, думается, против этого «ярлыка». Главная его идея — колледж: должен готовить людей высокообразованных, интеллигентных по большому счету, и средством для этого должны быть даже такие, казалось бы, мелочи, как привычка к порядку. Порядку в оформлении любой, даже незначительной по объему работы, порядку в одежде, в поведении будущего моряка.
Педантичен он и в том, что касается самообразования. Попав в мореходное (тогда еще) училище, имея за плечами опыт военного моряка и преподавательской деятельности, Владимир Рудольфович перелопатил кучу специальной литературы, чтобы не чувствовать себя полным дилетантом в области рыбопромышленного хозяйства. Мыслительная деятельность, по Боярсу, должна быть непрерывной, и задача учебного заведения, тем более такого, как колледж, должна состоять именно в этом: в развитии способностей учащихся к мыслительной деятельности. Именно по этой причине он, в свое время, поддержал начальника училища А. Лыокене в его идее преобразования училища в колледж. Надеялся: от формы неизбежно придется прийти к углублению содержания учебного процесса — того, что так необходимо будущим морякам.
Не так скоро дело делается, как хотелось бы. Тем более, что и та уверенность, с какой шли к организации колледжа, лично у Боярса вскоре порассеялась. Нет, идейное обоснование преобразований сомнений не вызывало. Надо смотреть в будущее, а самое ближайшее развитие науки и техники неизбежно обгонит нас с той мизерной подготовкой, какую давало училище. Кому ж тогда нужна такая подготовка, с которой впоследствии придется «барахтаться» в практической деятельности ?! Но, начав, инициаторы создания колледжа упустили главное — основополагающие документы: разработку четкого положения, устава, функциональных обязанностей, создание совета колледжа и прочее. Осознав это, Владимир Рудольфович уже, как будто, несколько поостыл. Но от идеи отмахиваться не торопился. Понял: чтобы прийти к окончательному выводу относительно направленности всей деятельности колледжа, нужно учесть весь спектр мнений преподавателей. Возможность такую находил в практике отчетов коммунистов перед партбюро. Глубоко прислушивается к тому, что высказывают опытные преподаватели колледжа — Ольтерс, Ыунпуу, Кислыч... Коллегиальность он видит и в тесном сотрудничестве с «Эстрыбпромом». В объединении, указывает, есть два человека, которым не безразлично молодое пополнение. Называет поименно: Евгений Федорович Злобин и Антс Альфредович Эрсис. Уж они-то, говорит, знают: из кувшина может вытечь только то, что в него налито. Стиль работы начальников отдела связи и механике — судовой службы — это, видит Боярс, работа не только «на себя» (на завтрашний день своих служб) — это конкретная, действенная помощь колледжу. Они собирают специалистов и, опираясь на их опыт, заводят с учащимися колледжа столь необходимый неформальный разговор о рыбацкой доле. Вот тут уже дело за преподавательским составом. " смотришь в такие минуты на ребят, и уже по их реакции можно определить — будут ли они дальше учиться, воспримут ли рыбацкую тяжкую службу, как свою или нет... А дальше? Дальше, уже определенно зная, что это им действительна нужно, с полной уверенностью можно испытывать их на трудностях в учебе...»
Ожидая известной поддержки от объединения, они, в колледже, размышляют еще и над тем, как не быть у него, по выражению Боярса, в «алчных нахлебниках». Надо, в таком случае, арендовать судно для работы на нем (и главное материальной отдачи) учащихся колледжа. Надо полнее использовать практику на зафрахтованном в ФРГ пароходе, а для этого срочно и углубленно обучать студентов английскому языку. В противном случае — при языковом барьере с иностранными моряками — ну, какой от них рабочий результат?!
А как насчет национального барьера? На родной почве?
Нет такого в колледже, утверждает Владимир Рудольфович. И мотивировку убедительную находит: видимо, море в своей суровости, со своими экстремальными условиями не разбирается русский ты, латыш или эстонец — здесь идет крепкая спайка...
Упоминание о латышах у Боярса не случайно. Он по национальности латыш. Отец был видным политическим деятелем Латвии и Союза в довоенное и военное время. Не обошли его и репрессии. Но, свято веря в отца, памятуя о нем, Владимир Рудольфович не думает отворачиваться от того дела, ради которого пострадал и отец, да и сам он, как партиец, не знал легкого пути. Есть некоторая параллель во внешних обстоятельствах его судьбы и судьбы Марью Лаурис-тин, но сколь различно их мировоззрение. В чем тут дело?
Не касаясь принципов М. Лауристин, Боярс стоит на своем. Не может он дезертировать, если, по его же словам, прошел с партией и войну, и разруху, и репрессии, и беззаконие. Но, быть может, у латышской партии своя дорога? И этот «намек» Владимир Рудольфович не принимает, как категорически не принимает линию прибалтийцев на самоизоляцию. По его убеждению, «нельзя быть мещанином, обывателем — надо помнить, сколько погибло в процентном отношении русских и людей других национальностей
— и погибло за общую страну. И вспомнить голод, разорение русских деревень от Москвы до самых границ... А как нас эвакуировали из Юрмалы? Мне пришлось бежать через Валга в Иванов. А потом — разве забыть это?!
— русская женщина одинаково делила последнюю картошку: мне и своим детям.
Уж не «белая ли ворона» Владимир Рудольфович среди латышей? Да нет, рассеивает он мои сомнения, и называет друзей, с которыми поддерживает связи в Латвии. Все — видные люди, устоявшие от националистических шараханий...
По семейному положению Владимир Рудольфович Боярс — уже дед. Но нередко смотришь на таких «дедов» и диву даешься: как могли не растерять себя в той, полной испытаний жизни? Что помогает? Закалка отцов'! Труд души ?

Л. СТИШЕНКО.