Ты бы пошел с ним в разведку?

Поэтому слышим нередко
Сейчас, как тогда:
"Ты бы пошел с ним в разведку?
Нет или да?"
В. Высоцкий.


Часть I

Старшина группы Виктор М.

Среднюю школу я окончил хорошо, но круглым отличником не был. Успешно отслужив в Армии после отчисления из ТМУРП, «Историю СССР» на оценку отлично уже не помнил. Особенно смутно припомина́л декреты Ильича о «земле» и «мире». Поэтому на последний экзамен по «Истории СССР» при поступлении в финансово-экономический институт, прибыл изря́дно пьяным (так уж сложились обстоятельства непреодолимой силы). Когда никто не захотел идти в аудиторию и готовится к сдаче экзамена за столами первого ряда, я охотно согласился занять пустующее место. Прочитав вопросы выпавшего мне билета, я живо стал интересоваться у соседки с заднего ряда подробностями вышеуказанного ленинского декрета. Соседка помогла, чем могла, а экзаменатор поставила за экзамен четыре балла. Думаю, за мой весёлый нрав, смекалку, а также успешно сданные предыдущие три экзамена. Зато в высшей математике мне не было равных, и не было таких задач, которые я не смог бы решить в кратчайшие сроки. С Виктором М., бывшим воином - пограничником и будущим капитаном дальнего плавания, мы впервые увиделись в аудитории мореходки на вступительном экзамене по математике. Не помню уже, кто кому помогал в решении математических задач и доказательстве теорем, но точно помню, что экзамен Виктор сдал успешно. Тогда же я впервые увидел за своей широкой спиной, севшего на место Виктора М., будущего капитана дальнего плавания Игоря Валентиновича Токмакова. Он так жалостливо смотрел на меня, взывая о помощи, что не помочь своему будущему товарищу могло только очень жестокое и безжалостное сердце. В результате все трое стали курсантами Таллиннского мореходного училища рыбной промышленности. Более того, на первом построении нашей роты выяснилось, что все трое зачислены в группу С-23, а старшиной группы назначен бывший воин-пограничник Виктор М., который, не раздумывая, тут же назначил меня старшим по кубрику номер 119. Лиха беда начало. Вскоре выяснилось, что командирскими способностями я не обладаю, заставить своих товарищей поддерживать порядок в кубрике в соответствии с воинскими Уставами не умею. Старшина группы стал делать мне замечания, а я вместо того чтобы прислушаться к его советам, начал ему дерзить. Виктор долго терпел, но когда терпение командира лопнуло начал объявлять мне наряды вне очереди. И опять вместо того, чтобы исправить свое поведение, я стал дерзить еще больше. Наряды посыпались как из рога изобилия. Все работы по уборке палубы после отбоя были моими. Спать приходилось по четыре-пять часов в сутки, но я не сдавался. Однажды, когда дерзость моя преодолела все допустимые нормы и пересекла все красные линии, Виктор решил научить меня драить палубу так, как это было положено в пограничных войсках, а не как попало. После отбоя, в шайку с водой он лично настрогал тонкими лепесточками целый кусок хозяйственного мыла. Расплескал эту гремучую смесь по всей палубе и не поленился щёткой слегка притереть к ней каждый лепесток этой строганины. Мне же предложил довершить дело до победного конца. Отодрать эту адскую начинку от палубы было невозможно. Спать в ту ночь мне не пришлось вовсе, пена летала до потолка, но с поставленной задачей я справился. После этой бессонной ночи решил снизить градус своего непослушания, но было уже поздно, нашла коса на камень. На вечерних поверках роба моя была идеально наглажена, а «гады» идеально начищены. Но Витя к тому времени уже совершенно ослеп и на каждой поверке интересовался почему «гады» мои не чи́щены, а роба не гла́жена. Я поначалу возражал, а потом устал. Продолжалась эта свистопляска более полугода. После такой армейской закалки мне сам черт был не страшен, и даже самый главный начальник Вервейко. Жизнь текла своим чередо́м, незаметно подоспело время морской парусной практики на барке «Крузенштерн». Не каждый курсант решится без страховки взобраться по шатким вантам на бом-брам-рей, да еще самой высокой 1-й грот-мачты легендарного парусника. Пришло время и нам делать свой выбор. Виктор М. подойдя ко мне, по-дружески предложил пойти на самый верх. Я, не раздумывая, согласился. Несмотря ни на что я всегда уважал своего непосредственного командира. А он однажды сказал мне слова, которые мог сказать только настоящий и верный друг. Витя наверняка забыл их, по пришествию столь многих лет, а я их помню всю свою жизнь, и ничему теперь не удивляюсь.

Часть II

Александр Р.

Навсегда врезалась в память следующая картина. Впервые идем на брам-реи первой грот-мачты барка «Крузенштерн». Прошли марсовую площадку. Приближаемся к салингу. Перед самыми моими глазами «гады» Александра Р., который, унима́я дрожь в руках и коленях, преодолевая неподдельный страх и прижавшись к веревочным вантам колеблемым ветром, ползет вверх к заветной цели. За ним таким же образом ползу и я. А далее, как в песне Владимира Высоцкого:

Ну вот, исчезла дрожь в руках,
Теперь — наверх!
Ну вот, сорвался в пропасть страх -
Навек, навек.
Для остановки нет причин -
Иду, скользя,
И в мире нет таких вершин,
Что взять нельзя.

Часть III

Ты бы пошёл с ним в разведку?

Незаметно подкралось и время моего отчисления из училища в 1979 г. Был ли я виноват в своей трагедии? Конечно, был! Виной всему – моя гордыня. Бог гордым проти́виться, а смире́нным дает благода́ть. Предстояло научиться смире́нию. Настал день расстава́ния с моими товарищами – 16-е ноября. Попрощаться со мной пришли мои друзья по кубрику и другие ребята. Среди них был и мой старшина Виктор М. Но особенно меня поразило, что попрощаться со мной пришёл мой одногруппник Александр Р. Однажды на «Крузенштерне» мы с ним чуть было не подрались на камбузе из-за какой-то ерунды в силу разности характеров. Среди пришедших попрощаться, в глазах троих из них читалось неподдельное сочувствие моему несчастью, это сочувствие трудно было не заметить. От двоих я этого никак не ожидал. Третьим был мой друг Александр Михайлович Лавриненко, который и проводил меня до КПП. Впоследствии он с Николаем Кайковым приезжал ко мне в гости, на мою малую родину. Друзья познаются в беде. Да, я бы пошёл с каждым из них в разведку.

PS.

Можно подумать, что нет человека драчливее меня. Нет, это совершенно не так. В жизни пришлось махать руками всего четыре раза, в двух случаях существовала угроза жизни. Я всегда считал и считаю драку – позорным делом, если она не связана с защитой жизни ближнего или своей. Совершенно иное - рукопашный бой, за правое дело, на поле брани. Такой бой – дело святое! На поле брани и убийство врага при защите своего Отечества - не вменя́ется в грех.

Цикл коротких рассказов «От гордыни к смирению».